Стихосложение-26. Какие бывают поэтические игры и кто такие графоманы?

Перейти к предыдущей части статьи

В самые простые поэтические игры можно играть уже с детьми. Помню, как еще четырехлетним малышом я играл с мамой в игру «Придумай вторую строчку в рифму». Например, мама говорила:

«Наша бабушка красотка…»,

…на что я с циничным юмором отвечал:

«Началась у ней чесотка».

Или возьмем «классическую» строчку:

«У попа была собака…»,

…и с ходу досочиним:

«Xyлиганка-забияка»

…или

«Долго мучилась, бедняга…».

Можно и просто сочинять рифмы к слову. Надо только договориться, можно ли использовать названия, склонения, или составные рифмы. Можно также придумывать рифмы к слову по очереди большой компанией — тогда тот, кто рифму не придумал, выбывает из игры.

Например, возьмем ту же «собаку». «Собака — макака — гуляка — писака — кусака…». Если разрешить склонения, то количество рифм резко возрастет — «баpaка — зодиака — буеpaка…».

Можно усложнить первую игру, сочиняя группой целое стихотворение, где каждый по очереди придумывает по одной строфе или строчке. Помню, как когда-то давным-давно мы с друзьями выдали таким образом чрезвычайно навороченное произведение. «Навороченность» задавала уже первая строчка:

1. Цикута речи. Межпростынный Армагеддон.
2. Паралич лечит. Глаза пустынны. Мы входим в дом…
3. И линзы крыльев ломают спектры, и их излом…
4. Зажёгся светом и в каждом блике горит Атон…

Дальше шел палиндром и сбивка ритма:

5) Атон — нота.
Мелодия неясна…

Чушь, конечно, но тренирует неплохо.

Более забавно, если группа сочиняет стихотворение, не видя его полностью. Допустим, один человек пишет первые две строчки, другой — вторые две, затем загибает лист с первыми двумя строчками и передает третьему. В итоге каждый сочиняет, отталкиваясь только от последних строчек.

Варианты такой забавы могут быть разные. Можно сочинять не строками, а строфами, показывая своему коллеге лишь последнюю строчку, и тот должен начать следующую строфу именно этой строчкой. И так далее.

В малайской поэзии есть даже похожая поэтическая форма — пантум, когда в режиме импровизации сочиняются четверостишия. При этом каждый раз 2-я и 4-я строчки строфы должны повторяться в следующей, но уже как 1-я и 3-я строчки. Вот пантум, сочиненный Н. Гумилевым:

Восток и нежный и блестящий
В себе открыла Гончарова,
Величье жизни настоящей
У Ларионова сурово.

В себе открыла Гончарова
Павлиньих красок бред и пенье,
У Ларионова сурово
Железного огня круженье.

Павлиньих красок бред и пенье
От Индии до Византии,
Железного огня круженье —
Вой покоряемой стихии.

От Индии до Византии
Кто дремлет, если не Россия?
Вой покоряемой стихии —
Не обновлённая ль стихия?

Но, конечно же, самой известной поэтической игрой является буриме (от фр. bout rime — «рифмованные концы строк»), популярное светское развлечение во Франции XVII—XVIII вв. В широком смысле словесная игра заключалась в том, что выбирались рифмующиеся в определенном порядке слова (желательно, слабо связанные по смыслу) и поэты сочиняли на их основе стихотворения. Ну, а аудитория оценивала, чей стих лучше.

Например, Юрий Горный — один из мастеров эстрады (кроме прочего славящийся феноменальной памятью) — за несколько секунд сочинил на заданные рифмы (воздух — отдых, недуг — досуг, игра — топора, земля — рубля) следующий, вполне осмысленный, стих:

Избу не возвести без друга — топора,
И труд иной порою просто отдых,
Работа — радость мне: весёлая игра,
Когда в лицо — удачи свежий воздух.
Болезни я отверг, мне незнаком недуг.
Не трачу на лекарства ни рубля.
Дорогой под ноги мне стелется земля:
Природа для меня — лекарство и досуг.

Иногда для буриме брались рифмы из какого-нибудь готового стихотворения, и побеждал тот сочинитель, который наиболее точно приблизится к смыслу оригинала.

Можно сделать и по-другому. Например, пусть один поэт пишет строфу на заданные 4 рифмы, а затем сам придумывает четыре рифмы и передает их следующему поэту, чтобы тот продолжил четверостишия. В общем, вариантов масса.

Хотите, можете устроить целый вечер стихотворной речи, в течение которого будете общаться исключительно белыми стихами. Подобно тому, как пришлось это делать герою фантастической повести Р. Шекли «Обмен разумов»:

…- Сэр, мы хотим покинуть планету и пришли к вам за помощью.
Отшельник покачал головой и молвил:

Речь варвара!
Паршивая овца и та пристойней блеет!

— На что он намекает? — спросил Марвин.
…- Чтобы до него дошло, надо изложить все стихами.
— Я? Никогда в жизни! — воскликнул Марвин с инстинктивной дрожью отвращения, которое испытывают все разумные земляне мужского пола при мысли о стихах.

…- Единственное, что я помню еще со школьной скамьи, — это «Рубай» Омара Хайям, — произнес Марвин.
Марвин подумал-подумал, нервно дернулся и произнес:

Откуда мы грядем? Куда свой путь вершим?
На расу раса ополчилась без причин…
Пришли мы получить совет, поддержку, помощь
Не обращай надежды нашей в дым.

— Размер ломается, — шепнуло яйцо ганзера. — Но для первой попытки недурно.

Отшельник отвечал:
Изложено отменно, чужестранец!
Сверх ожидания, найдешь ты помощь:
Мужчины, невзирая на обличье,
Всегда в беде друг друга выручают…

Хорошей тренировкой является и сочинение стихов в заданном размере и жанре (баллада, сонет, рондель и т. п.), можно на одну и ту же тему.

Кстати, сочинение с кем-то стихов на избранную тему — наверное, одно из самых плодотворных и вольных поэтических соревнований. С моим другом — поэтом Сергеем Аксёненко — мы нередко так и поступали. Вдохновившись беседами о поэзии, брали какой-нибудь словарь или оглавление поэтического сборника и, не глядя, тыкали пальцем. Обычно выбирали тему, которая даёт больший простор для воображения и вариаций. Например, «Зеркало» или «Страшная Сказка». Выбор темы давал вдохновению путеводную нить, но не заковывал в узкие рамки.

В результате нередко выходили полноценные стихи, а не простое бравирование поэтической техникой. Иногда это выливалось в чистую забаву, особенно если брались смешные слова или образы. Например, «Каpaказяблик» или «Суслик-Антилопоед». Допустим, «Суслика» мы писали, совершенно не заботясь о смысле, позволяя словам и рифмам течь в любом направлении. Получилось, может, и не очень поэтично, зато очень смешно:

С. Курий:
Наигравшись гуслями,
Я спросил у деда:
— А ты видел суслика Антилопоеда?

Вздрогнул старый дедушка
И забился в судорогах:
— Что ж, внучёк, ты делаешь?!
До сих пор мне муторно…

Посмотри на страшные
На гpyди отметины,
Помню рукопашную
С сусликами этими…

…Попадёшь в плен к сусликам —
Долго будешь маяться —
Мы для них невкусные,
Вот и издеваются!

Били лапкой ловкою
По моим зубам
И расколот пробковый
Шлем мой пополам.

С. Аксёненко:
…Суслики позорные!
Суслики коварные!
Раз сквозь них Будённого
Прорывалась армия.

Сабли наши острые —
Трескались об сусликов,
А рубила конная
«Белых», как капусту.

Пуля наша быстрая —
Суслику, что мошка,
Но и прорубилось нас —
Очень уж немножко.

И от этих сусликов
Мчались мы галопом —
Слава Богу в кустиках
Спали антилопы.

Антилопы сусликам,
Как для наших — сало.
Жалко, что их в кустиках
Было очень мало.

На закуску сусликам
В битве под откосом —
Гордость революции! -
Пал отряд матросов.

Сабли наши острые
Сусликам — потеха —
Пал отряд матросов
И Эдита Пьеха…

В принципе, некоторые поэты подобным безостановочным конвейером пишут вполне серьезные и о-о-очень длинные стихи. И здесь уже попахивает графоманством.

Наверное, в поэтической среде нет более страшного оскорбления, чем «графоман». И это при том, что в самом слове «графомания» (греч. «страсть к сочинительству») нет ничего однозначно плохого. Любой начинающий поэт, так или иначе, должен пройти стадию «графоманства» — писать как можно больше и чаще.

Постепенно поэты становятся требовательнее и пишут реже, хотя далеко не всегда. Одни кропотливо работают над редкими стихами, доводя их до совершенства, другие пишут много и не всегда удачно, что совсем не отменяет возможности возникновения отдельных шедевров. Всё зависит от хаpaктера и личности автора.

В оскорбительном варианте под словом «графоманство» понимается не только неуемное сочинительство, но и стремление насильно навязывать свои творения слушателям и издателям. При этом к критике и трезвой самооценке графоман глух, он самодоволен и самодостаточен. Этот навязчивый активист будет терзать ваши уши, не замечая, что вам глубоко наплевать на его «шедевры».

При всём при этом графоман еще очень плохо пишет. Порой настолько плохо, что от его творений даже начинаешь получать удовольствие — правда, не совсем то, на которое рассчитывал автор. Наиболее классическим и реальным типом графомана в русской поэзии является граф Дмитрий Хвостов, неоднократно осмеянный Пушкиным и другими поэтами.

Единственным положительным качеством графомана может быть лишь искренняя любовь к поэзии и некая жертвенность, самоотдача. К тому же те стихи, от которых воротят нос поэты, могут быть вполне благожелательно восприняты менее притязательными слушателями.

Сетовать по поводу засилья графомании глупо, особенно когда их навязчивую энергию приняло на себя необозримое прострaнcтво Интернета. Графоманство вредит, прежде всего, самому графоману, правда, понять это он зачастую не способен. Иначе надо либо бросить писать, либо относиться к своим стихам с большей требовательностью.

Продолжение следует…

Отзывы (через Facebook):

Оставить отзыв с помощью аккаунта FaceBook:



Еще:
Лайфхаки -1 :: Лайфхаки -2 :: Лайфхаки -3 :: Лайфхаки -4 :: Лайфхаки -5 :: Лайфхаки -6 :: Лайфхаки -7 :: Лайфхаки -8 :: Лайфхаки -9 :: Лайфхаки -10 :: Лайфхаки -11 :: Лайфхаки -12 :: Лайфхаки -13 :: Лайфхаки -14 :: Лайфхаки -15 :: Лайфхаки -16 :: Лайфхаки -17 :: Лайфхаки -18 :: Лайфхаки -19 :: Лайфхаки -20 :: Лайфхаки -21 :: Лайфхаки -22 :: Лайфхаки -23 :: Лайфхаки -24 :: Лайфхаки -25 ::